Остров Мономой, 30 мая 2005 года

Итак, сегодня я отправился на первый пляж. Маятник указал точку на мысе Кейп-Код, прямо на «сгибе локтя». Я увеличил карту, снова взялся за маятник, и тот указал на островок, где находился — о чудо из чудес! — самый настоящий заповедник, причем довольно известный и посещаемый. Паром ходил на остров Мономой каждый день. Птичьи заповедные угодья тянулись там на целые мили, а еще имелся тюлений уголок, но людей туда не пускали (хотя на пляже, где мы остановились, обнаружился мертвый тюлень). Я до того дня не слыхал про Мономой, но Белла о нем знала и предложила отвезти меня. Итак, мы выехали в шесть утра, чтобы успеть на паром: дорога до него занимала четыре часа.

Мы оказались единственными посетителями — не считая нескольких суровых рыбаков в сапогах до бедер. Рыбаки направлялись на грязевую отмель, где был хороший клев, а мы сказали паромщику, чтобы он высадил нас на любом уединенном пляже и вернулся через четыре часа. Он любезно доставил нас на чудное побережье, окаймленное большими гнездовьями птиц. У меня была с собой «журавлиная сумка» и большая плетеная корзина на лямках, в которой я ношу свой водяной бубен, а Белла привезла мольберт и краски. Пока я занимался своими делами, она писала акварель и ловила рыбу.

Со мной была миска для подношения, которую я еще с вечера вылепил из ржаного теста. На берегу я налил в нее пиво из нашей местной пивоварни и поставил у самой полосы прибоя. Я чувствовал, что этого недостаточно, но пока еще точно не знал, что делать. Морская Дева не торопилась ответить на зов. Я стоял над миской и ждал, крутя в руках крышку от бутылки. В какой-то момент я нечаянно оцарапал себе костяшки пальцев, несколько капель крови упало в пиво… и оп-па! Она явилась в тот же миг. Из прибоя ко мне ползком приближалось нечто вроде русалки, но такой уродливой, какой я еще не видывал (хотя, разумеется, настоящих русалок мне еще видеть не доводилось).

Она ничем не походила на тех ундин, каких изображают на картинках в книгах сказок. До меня, наконец, дошло, что Эгир и его род — морские йотуны, а не какие-нибудь эльфы или феи. Если бы она встала прямо, то оказалась бы довольно высокой. Плечи у нее были мощные, широкие — ни дать ни взять олимпийская пловчиха; груди — длинные и обвисшие, а шею обвивали ожерелья из зубов и рыбьих костей. Рыбий хвост имелся, но походил на акулий, а между лопатками торчал акулий плавник. Волосы, очень длинные и темно-красные, цвета засохшей крови, колыхались в волнах, словно водоросли. На широком и довольно плоском лице выделялся огромный рот, растянутый в вечной ухмылке, а во рту в несколько рядов росли острые зубы, как у мантикоры. Серо-стальные, словно туманное море, глаза постоянно меняли оттенок на протяжении всего нашего разговора, но зрачки оставались узкими, как щелки.

— Подойди ближе, — промурлыкала она, — я очищу твои пальцы от крови.

Приблизиться к ней я побоялся, но все-таки опустил руку в воду и подождал, пока кровавое пятно не расплылось. Она опустила голову и слизала кровь из воды. Язык у нее оказался синевато-пурпурный. Затем она перешла к пиву, выпила его и слопала миску в три укуса. Я заметил, что на пальцах у нее — длинные когти. Передвигаясь на мелководье, она извивалась всем телом, а я только и мог, что стоять и тупо смотреть. Наконец, я встряхнулся, отступил немного назад — туда, где на песке лежал мой бубен, — и со всей возможной учтивостью спросил, чему она соблаговолит научить меня.

Она в ответ рассмеялась и велела, чтобы я нащупал собственный пульс, а затем воспроизвел его, ударяя в бубен. Дальнейшая наша беседа была чисто деловой: я изо всех сил старался сосредоточиться на ее распоряжениях, а она подарила мне песню силы —

или, точнее, вложила мне в голову и в руку, бившую в бубен, нечто такое, благодаря чему эта песня пришла ко мне как бы сама собой. Кроме того, она сказала мне, что в конце залива на берегу я найду какую-то очень важную вещь, которую мне надо забрать домой и вставить в некий талисман; и что я сразу ее узнаю, как только увижу. Я думал, это будет раковина, но, дойдя до указанного места, я увидел в волнах прибоя сотни и сотни мечехвостов: у них был брачный сезон. Одного съели чайки, и на песке лежал пустой панцирь; я сразу же понял, что именно его мне и надо забрать.

Морская Дева, с которой я беседовал в тот день, обитала в соленых водах, но со слов ее я понял, что она властвует над связью морей со впадающими в них реками. По этой причине она господствует и над кровью, реки которой текут через наше тело и впадают в океан сердца. Как постепенно выяснилось, каждая из Девяти Сестер отвечает за связь моря с тем или иным явлением природы, хотя подчас эти связи тонки и трудноопределимы.

Урок Блодугхадды