Заметки о Ринд
Гэри Дейонг
Сам я не путешественник, и все сведения о Девяти мирах и их обитателях, которыми я располагаю, почерпнуты из книг и статей и из тех немногочисленных личных контактов, которых удостаивают меня гости оттуда. Честно признаться, природа реальности, в которой обитают боги, ставит меня в тупик. Нередко мне начинает казаться, что это какой-то невероятно трагичный виртуальный мир, в котором все эти сущности замкнуты, словно в тюрьме, — быть может, потому, что только на этой реальности и основывается осознание того, кто они такие и что собой представляют. Но все это ни в коей мере не умаляет серьезности, с которой я отношусь ко всему, что там происходит, потому что эти сущности — мои друзья, а от этих миров полностью зависит их существование.
Самая загадочная и странная, на мой взгляд, из всех историй того мифологического цикла, который духовидцы разрабатывают в последние два десятка лет, — история Ринд. Самый известный вариант этого сюжета можно найти в «Речах Высокого», в строфах, повествующих о дочери Биллинга. Здесь Один приводит совершенно иную версию событий, нежели та, которую мы встречаем у Саксона Грамматика: в «Речах Высокого» сам Владыка Асов предстает жертвой жестокой проделки. Но вариант Саксона Грамматика — более древний, и переходное звено от него к версии «Речей Высокого», судя по всему, утрачено. Эту сказку о коварном чародее, вероятно, сочинил какой-нибудь сказитель, живший при дворе богатого господина, а персонажей народных сказок впоследствии нередко отождествляли с богами в обличье смертных.
Далее обратим внимание, что в древних мифах категории времени и пространства зачастую, и даже почти всегда, оказываются размытыми (и этот недостаток хронологической связности в свое время даже послужил для христианских миссионеров аргументом в пользу нелогичности языческого мировоззрения). Древний нарратив не нуждался в концепции непрерывного потока времени, а идея управления этим потоком и вовсе возникла поздно, уже в эпоху модерна. Из-за этого современная версия сюжета, вложенная в уста самой Ринд, — версия, в которой она выступает не дочерью смертного властителя, а великаншей, имеющей некую власть над ходом времени, — производит впечатление вопиющего анахронизма. Но обо всех своих сомнениях я упоминаю здесь лишь потому, что саму Ринд, они, похоже, забавляют. Она то и дело напоминает мне о тех теориях времени, с которыми я баловался в период увлечения «магией хаоса», и, в особенности, теорию нашего земного настоящего как суммы всех возможных прошлых. Согласно этой концепции, в прошлом имели место все варианты истории, которые могли привести к формированию нынешней реальности. То, что мы осознаем лишь одну из этих исторических линий, — это всего лишь изъян человеческого восприятия: наше сознание склонно выбирать из всех возможных путей только какой-то один. Такая теория очень удобно объясняет любые магические явления, но от нее моя бедная голова трещит по швам. Вдобавок, сама эта концепция заключает в себе слишком много противоречий и не позволяет выстроить достаточно связную картину мира. И, по существу, для описания нашего мира особой необходимости в ней нет. Мне было сказано, что наш мир — самый плотный и наименее подверженный воздействию сознания, и в этом — одна из причин, по которым богов устраивает то, что мы обитаем именно здесь. Ей, похоже, нравилась забавляться с идеями такого рода; при этом подразумевалось, что на самом деле я ничего толком не пониманию. Она только посмеивалась над моей самонадеянностью.
Перескажу, насколько сумею, ее слова:
«Не думаешь ли ты, что у каждой ипостаси бога или богини (а ипостасей у них великое множество) — своя особая история? И не составляет ли каждая такая история свою особую реальность? Ты знаешь, что боги и богини помнят все по-своему. Не означает ли, что существует много различных временных потоков, в которых боги взаимодействуют между собой по-разному?»
Затем она дала советы по проведению управляемых медитаций:
«Итак, как ты уже знаешь, и боги, и смертные — сложные сущности: в каждом из них обитает множество сознаний, и каждое из этих сознаний потенциально может превратиться в самосознание. Но люди в каждый данный момент способны сосредоточиться только на одном из них. У каждого из этих сознаний — своя функция в составе целого. Мало кому удается сделать так, чтобы они достигли идеальной гармонии друг с другом, и обрести то внутреннее чувство временного потока, с которым они, наконец, выпадают из центра внимания. В сущности, этот центр внимания — составная часть нашего индивидуального чувства времени. Если добиться идеальной синхронизации между несколькими такими компонентами, возникнет то самое чувство вневременности и единения, которое приходит на вершине мистического опыта».
(Экспериментальным путем я убедился, что эта концепция «составного» сознания помогает сочетать медитативное состояние с выполнением сложных физических действий.)
«Чтобы замедлить или ускорить ощущение хода времени, визуализируй соотношение между внутренним чувством времени и потоком времени внешнего. Представь себе птицу, летящую против сильного ветра. Эта птица — твое субъективное чувство времени. Управлять ветром ты не можешь, по крайней мере, на этом уровне; но тебе под силу изменять, пусть хотя бы немного, относительную скорость птицы».
Что касается самой Ринд, то ее энергия оказалась несколько менее воинственной, чем я предполагал, но, среди прочего, я обнаружил, что в весенний день на берегу моря ее присутствие ощущается совсем по-другому, чем в заснеженном лесу, — а большинство наших бесед с нею проходило как раз той весной. Возможно, такое окружение напомнило ей о детстве. Я уловил от нее отчетливые воспоминания о ее отце Биллинге и о том, как по вечерам она наблюдала закаты Сунны, уходящей в море. Именно здесь Ринд и научилась продлевать закаты, чтобы любоваться ими подольше, и это было одно из самых первых проявлений ее дара. Ринд развивала свое искусство втайне и незаметно, применяя его к самым обыденным частностям повседневной жизни, и вовсе не желала добиться с его помощью каких-то преимуществ, влияния и славы. Судя по всему, она вела тихую домашнюю жизнь, пока внешние силы, не подвластные ее влиянию, не втянули ее в бурную политику Девяти миров. В том НЛГ (необычном личном гнозисе), который мне открылся, Ринд живет мирно и спокойно как дочь, сестра, жена и мать зажиточных йотунов. В этом отношении она служит примером для тех, кто стремится соединить практики созерцания и аскезы с распорядком обыденной жизни. По моему опыту, бытовые вопросы она способна обсуждать столь же разумно и уравновешенно, сколь и вопросы метафизические. По-видимому, она не столько богиня домашнего очага и не столько богиня войны (хотя некоторые элементы той и другой в ней все-таки есть), сколько покровительница тех, кто стремится к трансцендентному и, в то же время, желает сохранять прочную связь с обыденной реальностью. В конечном счете, именно это и помогло ей пережить трагедию, которую на нее навлек ее собственный необычный дар.