Начнем с того, что фактических сведений о Мани у нас не так уж много. Собственно говоря, Мани — это олицетворение луны; это лунный бог. Он управляет движением луны и периодами ее роста и убывания. Как сама Луна отражает свет Солнца, так и Мани на свой, по обыкновению тонкий, лад отражает свет и могущество Сунны; однако это не значит, что собственной силы у Него нет.

Мани странствует не в одиночку: у Него есть два постоянных спутника — девочка по имени Биль и мальчик по имени Хьюки. Эти дети, брат и сестра, некогда жили на земле и очень страдали, потому что отец обращался с ними дурно. Мани увидел, как тяжело им живется, и забрал их к себе. Теперь они помогают лунному богу и сопровождают Его в ночных путешествиях. Кроме того, нашего бога луны вечно преследует волк Хати, не дающий ему сбиться с пути. В свете НЛГ (непроверяемого личного гнозиса), общего для многих последователей нашей традиции, оба эти мифа возникли не на пустом месте: Мани действительно любит человечество и с интересом — хотя и издалека — наблюдает за своими подопечными. Поэтому на долю Хати выпала нелегкая работа: Мани то и дело норовит отклониться от предписанного пути, заинтересовавшись происходящим на земле. Согласно дошедшим до нас литературным источникам, в день Рагнарёка этот волк догонит и проглотит луну, погрузив ночное небо в беспросветную темень.

Лично я начала общаться с Мани незадолго до «Этинмута» («Схода йотунов») 2008 года. Я намеревалась провести на этом собрании ритуал в честь Мани, и вот, за пару месяцев до схода, у меня возникло отчетливое чувство, что Мани желает, чтобы ему предоставили «лошадку». Иными словами — добровольца, в которого Мани войдет на заранее установленный период времени, отодвинув его сознание и завладев его телом. Так Он получит возможность общаться с участниками собрания напрямую. Подобные практики достаточно широко распространены во многих коренных религиях, но чаще всего ассоциируются с такими афро-карибскими религиозными течениями, как сантерия и вуду. Лет десять назад они начали приживаться и в нашей северной традиции. Многие из нас используют в связи с ними такие устоявшиеся афро-карибские термины, как «лошадка», «катать» или «оседлать»; подразумевается, что божество седлает человека, как всадник — лошадь. Мы пользуемся этими словами не для того, чтобы ввести в северную традицию афро-карибские практики, а просто потому, что они очень удачно описывают происходящее, а скандинавских или древнеанглийских эквивалентов им не находится. Историческими свидетельствами того, что подобные методы когда-либо практиковались в Северной Европе, мы не располагаем, однако в современном язычестве это случается, хотя сообщество в целом относится к таким практикам весьма неоднозначно.

Разумеется, для того, чтобы должным образом воздавать почести богу или богине, вовсе не обязательно подвергаться одержимости этим божеством или наблюдать со стороны, как это происходит. Но мне как шаману Северной традиции нередко приходится работать «лошадкой», а потому я без долгих раздумий согласилась «покатать» и этого бога. До того я еще ни разу не работала с Мани ни в каком качестве и даже не представляла себе, насколько более близкими наши с Ним отношения станут благодаря этому первому опыту. Распланировав ритуал, я занялась подбором одежды, следуя указаниям Мани. Подготавливая для подобного обряда особую одежду, мы не только угождаем божеству, которое принимаем в себя, но и упрощаем себе задачу: когда после ритуала эту одежду снимают, «лошадке» становится легче вернуться в свое тело. Поскольку опыта работы с Мани у меня не было, я не на шутку волновалась, удастся ли

мне открыться для Него в достаточной мере. Но, как оказалось, все мои тревоги были напрасны. За десять с лишним лет работы по этому способу я «катала» многих богов и богинь, но без тени сомнения могу сказать, что из всех божеств, которых я удостоилась принимать в себя, Мани — самое нежное и мягкое. После таких обрядов я обычно выбиваюсь из сил и даже иногда заболеваю, но с Мани все прошло легко и гладко. Он оставил меня, так сказать, в отличной форме.

Но я забегаю вперед. В ходе самого обряда Он сам выказывал огромное уважение к нашей работе. Он ушел до восхода луны и, прежде чем уйти, удостоверился, что никак не навредил мне. И, наконец, Он, в отличие от некоторых других божеств, старался не перегружать работой моих помощников.

В целом опыт оказался просто чудесным, и сказать, что Мани очаровал меня до глубины души, — значит, ничего не сказать; я не просто очарована, я от Него совершенно без ума. Он необычайно нежен и ласков — или, по крайней мере, был таким во время этого обряда. Ему все было любопытно, Он всем восхищался, восторгался и наслаждался сполна каждой мелочью, связанной с пребыванием в человеческом теле. При любой одержимости, за исключением самых глубоких, бывают такие моменты, когда человек и божество соприкасаются сознаниями (пусть хотя бы мимолетно), и тогда можно посмотреть на мир глазами бога. Такие состояния никогда не длятся долго и, как правило, оказываются последним, что лошадка успевает осознать, перед тем как божество полностью ее оседлает, мягко отодвинув человеческое сознание в сторону. Но с Мани этот момент был просто роскошным и, казалось, длился целую вечность, хотя на самом деле, как мне сказали, прошло всего несколько секунд. Каждый листочек, каждая веточка, каждый солнечный луч виделись Ему абсолютным чудом. Озираясь вокруг, Он рассматривал траву и деревья, людей и животных с непринужденным изумлением ребенка. После этого опыта я уверилась, что Он как никто другой способен научить нас, насколько драгоценно наше физическое воплощение и насколько свят весь наш земной мир.

Что происходило с того момента, как Мани полностью оседлал меня, и до того, как Он покинул мое тело, я не помню. Поэтому обо всем, что касается Его поведения в этот промежуток, я рассказываю со слов моих помощников и тех, кто присутствовал на ритуале.

На протяжении всего того времени, что Он оставался с нами, Он хотел, чтобы играла музыка. Казалось, будто в звуках музыки отражались эхом вращение планет и пульсация звезд. Музыку и связанные с ней ассоциации Мани воспринимает совсем иначе, чем мы. Он всем сердцем любит свою сестру и завороженно, с восторгом наблюдал, как Она движется по небу. Еще в ходе подготовки к обряду я по Его просьбе собрала целую коллекцию перстней со вставками и ножных браслетов с подвесками в виде полумесяцев, бисерных ожерелий и всевозможных украшений с лунными камнями. Все это Он раздарил присутствовавшим на ритуале. Мы заранее подготовили для Него угощение, однако Он согласился съесть только то, что преподнес Ему какой-то ребенок, а корзину с нашими подношениями отправил по кругу, пригласив всех присутствующих есть и пить, танцевать и веселиться (впрочем, самбуки Он отведал, и Ему понравилось). Он обошел все собрание, ласково прикасаясь к людям, разговаривая с ними и раздавая благословения. Одну женщину, которой пришлось в жизни очень нелегко, Он нежно обнял и сказал, что нет на свете такой изломанной души, которую Он бы отверг, и нет такой боли, которую Ему не доводилось бы видеть под покровом ночи. Он знает, Он оплакивает, Он понимает.

Когда я впервые приняла в себя Мани, ритуал пришелся на день полнолуния и лунного затмения: так уж вышло, мы не планировали это специально. Во второй раз, годом позже, мы провели аналогичный обряд в день после полнолуния, когда луна уже пошла на ущерб, хоть и едва заметно. Мани и в этот раз благословлял собравшихся и раздавал подношения, но теперь во всем, что он делал, ощущался какой-то налет меланхолии, легчайший привкус тихой печали. Многие из нас предположили тогда, что

Его характер до некоторой степени меняется в зависимости от лунных фаз. В ходе этого второго обряда Он, как мне рассказывали, благословил нескольких животных, оказавшихся поблизости, и снова восторгался всем вокруг и приглашал участников пировать, танцевать и веселиться. Но очевидцы утверждали, что во всех Его словах и поступках сквозила скрытая печаль.

Иллюстрация: Торскегга Торн.