Кротость, и сущность настолько древняя, что она научилась заново быть молодой и изумляться всему.

Некоторое душевное смятение.

Тихая тоска, которая когда-то явно была не столь уж тихой.

Тихая печаль, которая когда-то, возможно, была нестерпимой болью.

Умудренность, которая уже успела вновь превратиться в первобытную мудрость одинокого ребенка.

Такое ощущение, что Он, конечно, может быть одним из скандинавских богов, но среди них он кажется чужим — как и везде.

Мани улыбается Своей собственной грусти.