На протяжении многих лет ко мне то и дело обращались с вопросом: как так получилось, что мое служение Локи приняло форму работы с душевнобольными людьми?

У Локи много «лиц». В мифах он предстает в самых разных обличьях. Иногда — как беспечный проныра, живущий в свое удовольствие, а не так, как от него ожидают. Иногда — как мастер нестандартного мышления (особенно в ситуациях, когда приходится помогать асам выпутаться из неприятностей). Иногда — как священный наблюдатель/чужак. Иногда — как предводитель сил разрушения в последней битве.

Тот Локи, с которым я работаю, — иначе говоря, тот его лик, который я вижу чаще всего, — это Локи из финала его «Перебранки». Это Локи, которому пришлось своими глазами увидеть гибель Нарви и Вали; это Локи, которого привязали к камням кишками его сына. Он прошел через такие страдания, что почти потерял связь с реальностью. Он зол и измучен, он полон скорби и чувствует себя преданным, и он никак не может осознать, что с ним произошло. И этой муке нет конца: всякий раз, когда чаша Сигюн переполняется, для него это становится очередным напоминанием о том, что те, кого он любил, его предали.

Это обезумевший бог, и именно его я вижу перед собой, именно его я люблю и ему служу. Это тот, кто потерял всякую почву под ногами и усомнился во всем, что прежде казалось реальным. Не осталось ни верха, ни низа, ни внутреннего, ни внешнего — никаких ориентиров. Это реакция на внешние обстоятельства, но она идет изнутри. Возможно, она всегда таилась где-то глубоко внутри, а внешние потрясения всего лишь сделали тайное явным.

Всю свою жизнь я сражался с психическими проблемами. В моем роду и по отцовской, и по материнской линии многие сходили с ума и попадали в лечебницы; и всем детям моей матери (не исключая и меня) довелось лежать в стационаре. У меня это началось довольно рано — после детской травмы, которая сломала меня примерно также, как предательство асов сломало Локи. Со мной и вокруг меня творилось такое, из-за чего мой неокрепший ум стал сомневаться во всем: люди, которым я доверял, делали со мной ужасные вещи; люди, которые должны были меня защищать, причиняли мне боль.

Так у меня возникли всевозможные психические и эмоциональные проблемы, с которыми я не разобрался и по всей день. Мне приходится бороться с частыми депрессиями и тревожными состояниями. У меня диагностировано личностное расстройство, и я уверен, что это — самый непосредственный результат насилия, перенесенного в детстве. Временами я страдаю тяжелейшей диссоциацией. В определенных обстоятельствах у меня случаются приступы ярости, а иногда бывают и галлюцинации (которые, надо добавить, не имеют ничего общего с состояниями, в которых я вижу и слышу богов: это происходит совершенно иначе).

Когда я впервые задумался о том, чтобы начать приносить духовную пользу языческому сообществу, серьезным камнем преткновения стала моя репутация психически больного человека. Мне швырнули это обвинение в лицо, как только я попытался выйти за пределы узкого круга. Я всего-то открыл дискуссионную группу для язычников — и тотчас превратился в мишень для публичных оскорблений и насмешек. Ситуация усугубилась, когда распался мой первый брак, в результате чего дали о себе знать симптомы всех моих болезней. Дело кончилось госпитализацией.

Именно там, в клинике, в 2000 году, я впервые встретился с Локи. Тогда я еще не знал, кто он такой; я решил, что это галлюцинация. Меня содержали в закрытом заведении с очень строгим режимом: запрещалось все мало-мальски опасное, вплоть до шнурков и

металлических столовых приборов. Кроме того, приходилось проводить много времени наедине с собственными мыслями, потому что не разрешалось держать при себе даже CD-плейер. (В сущности, все, что мне дозволялось, — это читать и вести дневник, но последнее — только под надзором, потому что хранить карандаши и ручки тоже было нельзя.) И вот однажды ночью, когда я ворочался в кровати без сна, меня посетило видение.

Передо мной стоял какой-то рыжеволосый парень. На вид — мой ровесник (а мне тогда было двадцать шесть). Худой, но не то чтобы кожа да кости. Выглядел он как человек бывалый, повидавший виды. Рубашки на нем не было, только узкие красные джинсы и черные ботинки. Он стоял у двери моей палаты, прислонясь к косяку, и озорно улыбался.

— Знаешь, а ведь я бы мог все это поправить, — сказал он.

— Угу, — пробормотал я.

Я не сомневался, что это какое-то причудливое порождение моих недугов, и в тот момент хотел только одного — чтобы он побыстрее убрался.

— Кроме шуток. Я пришел заключить с тобой сделку. Дерьмово тебе живется, да?

— Угу.

— И нет никаких сил, чтобы все это изменить.

— Угу.

— И еще ты тащишь на себе целую гору всякой дряни из прошлого.

Я набрал воздуху в легкие и изо всех сил постарался сосредоточиться.

— Я-то знаю, каково это. На собственной шкуре.

— Говори-говори, — фыркнул я.

И тут он вцепился себе в волосы чуть повыше лба — и случилось кое-что очень странное, совершенно не похожее ни на какие мои прежние галлюцинации. Он просто взял и стянул с себя лицо — медленно, как-то даже лениво. И показал мне, что там, под ним. Но, честное слово, описать в словах то, что я увидел, невозможно. Это был Локи — бог, сошедший с ума от горя. Он потерял всякую связь с реальностью. И когда я это увидел, мир как будто перекосился. Этот новый его облик мог только кричать, кричать и кричать, и больше ничего — но не в голос, а мысленно, и эти крики отдавались у меня в голове. Внезапно он весь выцвел и стал черно-белым, а во лбу у него открылась огромная гнойная рана, кишащая червями. И глаза его вращались, как стекла в калейдоскопах. От этого его нового лица меня чуть не стошнило в буквальном смысле слова.

— Это — Разрушитель Миров, — произнес он неожиданно спокойным голосом. — Он хочет разрушить всё, потому что у него отняли всё, что он любил.

И в этот миг я понял, каково ему. Всю свою жизнь я снова и снова попадал в ситуации, когда все, что казалось мне настоящим, оказывалось ложью, и за всеми моими суицидальными наклонностями стояло желание показать значимым людям, до какой степени я на самом деле изломан. Именно поэтому я резал себе вены и переставал пить свои таблетки; именно поэтому я сейчас и сидел в палате закрытой лечебницы, беседуя с божеством.

Мой гость снова натянул на себя прежнее, нормальное лицо.

— Я был с тобой с самого твоего детства, — продолжал он. — И внимательно за тобой наблюдал. Я хочу, чтобы ты сказал мне «да», [Дель]. Я хочу показать тебе, как жить по-настоящему, а не просто считать секунды, оставшиеся до смерти.

Я уставился на него. Мне все еще было не по себе.

— Чего тебе надо?

— Тебя. Я хочу приставить тебя к делу. Я хочу, чтобы ты мне подчинился. Пообещай мне это, и я прочищу тебе мозги. Навести у тебя в голове полный порядок я не смогу, не то ты попросту потеряешь себя, а ты мне нужен таким, как ты есть. Но я сделаю так, что ты захочешь жить, увидишь в этом смысл и поймешь, почему она попросту не взяла и не убила меня, чтобы со всем этим покончить.

Как я уже сказал, я не знал, кто он такой, и прошло еще несколько лет, прежде чем я все понял. Но по этим его словам можно было бы и догадаться. Теперь я иногда задумываюсь об этом — почему Сигюн просто не возьмет и не убьет его? Если ему и вправду суждено страдать целую вечность, дожидаясь конца света, не милосерднее ли было бы просто взять камень побольше и уронить ему на голову? Но что-то я отвлекся…

— Окей, — вздохнул я устало. — Я и вправду хочу, чтобы это прекратилось. Я хочу контролировать себя. Я хочу сидеть на солнышке, и чтобы мне было хорошо.

На этом я уснул. Я понятия не имел, на что я согласился. Но прошло два дня — и меня выписали из клиники на условиях строгого соблюдения ежедневного режима. Через год таблетки отменили, симптомы стали вполне управляемыми. А через два года я уже радовался жизни на полную катушку. И все еще не догадывался о том, что придется выполнять и свою сторону сделки.

Как бы там ни было, именно этому Локи я служу. Не развязному нахалу, который пришел со мной знакомиться, а тому, кто скрывался у него внутри. Тому, кто на собственной шкуре познал безумие; тому, кого терзают отчаяние и боль, голоса и галлюцинации, кому знакомы и мука неутолимых навязчивых влечений, и тщета навязчивых мыслей. Тому, кто не понаслышке знаком со всеми ключевыми симптомами и поведенческими моделями психических расстройств. Тому, кто понимает, как все это ужасно.

Он глубоко убежден, что ни один человек не заслуживает того, чтобы страдать подобным образом вечно. Небольшая толика страданий — это нормально: это закаляет характер, помогает укрепить внутренний стержень, дает стимулы для борьбы. Но провести в пучине недуга всю жизнь — это уж слишком. Именно поэтому он попросил меня помогать людям, которые находятся в таком же положении, как когда-то — я сам. И я стараюсь изо всех сил. Потому что я тоже знаю, каково это.

Иллюстрация: Anna IceFlames.