Его огонь сокрыт

полой плаща, как темной пеленой

густого дыма;

нет больше мыслей,

нет расчетов:

он — чистое деянье,

грядущее из ночи

в светлые чертоги.

 

Здесь нет друзей,

никто не обратит к нему слова привета,

никто и не заметит,

как, скользнув через толпу,

он встанет рядом с сыном побратима.

 

В ладонь слепого бога он влагает

крученый черный дрот

и шепчет, наклонясь:

 

Метни его — и кое-что случится.

 

И, развернувшись,

покидает залу.

 

Речи Хёда:

 

Я не завидовал брату,

не ненавидел его —

мы дополняли друг друга:

без тени моей

он был слишком светел, чтобы смотреть, не щурясь;

без света его

я был слишком темен, чтобы смотреть и видеть.

 

Речи Локи:

 

Мне не о чем жалеть:

я, как и все мы, сделал то, что дóлжно.

 

Однажды Бальдр сказал мне:

«Ты видишь, кем я стал?

Я стал игрушкой всем им на потеху,

и то, что было символом величья,

свелось к пустой игре».

 

Исполнив то, что дóлжно, я бежал

и прятался в глуши;

они меня нашли в обличье рыбы,

сверкавшей под струями водопада,

и выловили сетью,

которую я сам же изобрел.

 

Они схватили сына моего

и, растерзав его передо мною,

меня его кишками привязали

к подземным скалам в сумрачной пещере.

 

Жена моя по-прежнему со мной,

и даже побратим

порой приходит и садится рядом

и так сидит, не говоря ни слова.

 

Не знаю, что им движет, — сожаленье?

А может, страх,

что я, как он когда-то,

от нестерпимой муки

вынесу из тьмы

какую-то премудрость?

 

Речи Хюррокин:

 

Иные так зажились,

что забыли:

ничто не длится вечно;

со смертью Бальдра все они внезапно

почуяли, как студит им затылок

дыханье Смерти.

 

Утратив веру в то,

что все они бессмертны,

они лишились здравого рассудка.

О, как они рыдали, провожая

в последний путь его, и осыпали

сокровищами бездыханный труп!

И, не сумев расстаться с ним, воззвали

за помощью к иной могучей силе,

что старше и древней.

 

И я пришла.

 

Но Одноглазый что-то понимал:

я видела, как он, склонясь над трупом,

шепнул ему на ухо,

прежде чем

я с отмели ладью столкнула в море

на волю волн и ветра.

 

Рассмеявшись,

в седло вскочила я и прочь умчалась.

 

Моя родня о Бальдре не заплачет:

ведь он вернется вновь.

 

Но о богах,

навеки затворенных в настоящем,

пожалуй, мы прольем слезу-другую.

 

Речи Бальдра:

 

Дочь дяди моего ко мне добра:

мой брат, моя жена и сам я с ними —

мы все — пируем за ее столом

и невозбранно странствуем повсюду

в ее просторных землях.

 

Так она

теченье долгих лет нам сокращает

и приближает день, когда опять

мы выйдем к свету жизни.