Первый урок Йормунганда
Весь вечер и до глубокой ночи я просидел за компьютером, пытаясь сосредоточиться на работе. Но толку было мало. Время от времени мне вроде бы удавалось ухватить какую-то мысль за хвост и начать печатать, но потом я опять куда-то уплывал и на несколько минут выпадал из реальности. Я вообще из тех, кому замечтаться и забыть о времени — раз плюнуть, но обычно эти мои грезы наяву полны ярких и запоминающихся впечатлений, не только зрительных, но и слуховых и так далее. Как правило, я все-таки не впадаю в полную прострацию: слишком уж у меня беспокойный ум.
Вдруг я ощутил совершенно отчетливое побуждение, очень сильное.
— Мне надо на озеро, — произнес я вслух.
— Прямо сейчас? — удивился мой помощник. — Посреди ночи?
— Мне надо на озеро, — повторил я, словно в трансе.
— Ну что ж, пойдем.
Как человек с богатым опытом в подобных вещах спорить он не стал. Мы доехали до озера в полном молчании. На мне была только поношенная черная рубашка и набедренная повязка. Погода стояла теплая, да и холод я переношу неплохо, так что одеваться не было смысла; к тому же я знал, что на месте мне все равно придется раздеться до нитки. Не было сомнений, что сидением на берегу дело не ограничится.
— Кто-то стучится, да? — со знанием дела спросил мой помощник. — По твоей ауре заметно. Ты весь как будто наэлектризован.
— Не знаю, кто это, — вот и все, что сумел я выдавить в ответ.
Мы припарковались у подножия холма; я перелез через запертые ворота и двинулся к городскому пляжу. Помощник остался ждать меня в машине. Помню, как я поднимался на холм; помню, как между деревьями блеснуло озеро, залитое лунным светом, и я пошел на свет, а потом…
…потом я внезапно вынырнул. Лицо мое было запрокинуто к небу. Тело не слушалось. Я был по шею в воде (причем я совершенно не помнил, как вошел в озеро!) и непрерывно вращался, очень быстро. Не понимаю, как это получалось — вращаться с такой скоростью в воде? Звезды кружились над головой, и казалось, будто из меня выдавливают мозг. Речевые центры отключились. Слов больше не было. И все-таки я слышал, как нечто говорит с чем-то еще, что-то ему сообщает. Я был как телеграфный столб — как средство коммуникации, обходившейся без языка, без слов, одними образами. Потом я почувствовал, что меня тянет вниз, под воду, и последнее, о чем я успел подумать, — только бы оно меня не утопило!
Затем я очнулся под водой, но неглубоко. Я лежал на спине у самого берега, и поверхность воды маячила у меня прямо перед глазами. Затылком я ощущал береговую гальку; полоска воды, отделявшая меня от поверхности, искажала небо. Я запаниковал и рванулся вверх, хватая ртом воздух. Кое-как выбравшись на берег, я стащил с себя рубаху и побрел вниз по холму. Поначалу я ума не мог приложить, что же это такое со мной стряслось, — правда, в основном потому, что мозги у меня еще были набекрень. Дар речи тоже вернулся не сразу, и на расспросы моего встревоженного помощника я смог только прохрипеть: «Холодная. Большая. Холодная». Через минуту-другую я вспомнил еще одно слово… ах, какое же это счастье — говорить связными предложениями! «Большая. Холодная. Змея».
Спустя несколько часов и несколько чашек горячего чаю, все еще дрожа даже под грудой одеял, я, наконец, привел мозги в порядок. Я понял, что через меня прополз
Великий Змей. Зачем-то ему понадобилось одолжить мое тело. Зачем — я так и не понял и, должно быть, никогда не узнаю. Но если боги что-то делают, у них на то всегда имеется не одна, а несколько причин. Я до сих пор не имею понятия, с кем общался через меня Великий Змей и почему именно через меня… но в памяти моей сохранился какой-то след, вроде пятна на стене, в котором, прищурившись, можно различить очертания рун.
Урок, который Йормунганд преподал мне (а точнее, оставил во мне смутным отпечатком по пути к своей неведомой, непостижимой цели) был совершенно бессловесным. Он целиком состоял из одних только образов, подчас настолько глубоких и сложных, что любая попытка облечь их даже в самые поэтичные слова кажется неуклюжей и поверхностной. И все же, нравится мне это или нет, но облекать уроки богов в слова — это моя работа. Поэтому я постарался в меру своих способностей перевести все эти образы на язык слов и написал вот такое стихотворение.
Посередине
Между.
Звездой и морем.
Светом и тьмой.
Водой и ветром.
Землей и небом.
Это Мидгард и это Не-Мидгард.
Это еще не Мидгард,
Это уже не Не-Мидгард.
Место меж тем и этим,
Точка схода всех перспектив,
Совершенная ясность.
Прозрачность и непрозрачность,
Прозрачность дюйма воды,
Непрозрачность морских глубин.
Посередине
Между
Облачным и прозрачным —
Это начало зренья.
Посередине
Между.
Женское и мужское
Здесь — и то, и другое:
То и другое настолько,
Что — ни то, ни другое.
Здесь эти двое — не двое,
Смешанные друг с другом, но различимые глазом,
А только одно и было одним от века.
Полнота. Другой ей не нужен —
Она и так равновесна. Ей хватает себя.
Место Третьего. Место
Первых воспоминаний, парящих в соленых водах.
Место за миг до рожденья,
Равновесие и совершенство.
Посередине
Между
Одним и Другим —
Это начало формы. Между,
Посередине.
Здесь и Не-Здесь.
Это место, откуда ты вышел.
Если его не найдешь,
Никуда не сможешь идти.
Это место — не здесь, где стоишь,
Не там, куда хочешь прийти,
Но ты его знаешь и так,
Близко, тесно, всей кожей,
А значит, ты должен знать,
Как оттуда глядят Здесь и Там
И как ты глядишь оттуда
И видишь склоненные лица,
Глядящие на тебя —
На того, кто ни Здесь, ни Там,
Они таращат глаза? Они отшатнулись в страхе?
Они тебе улыбнулись? Все это совсем неважно,
Потому что когда ты Здесь, ты отчасти все-таки Там,
Потому что когда ты Там, ты отчасти все-таки Здесь,
Но, самое главное, ты —
Посередине
Между
Касаньем и Дальней Далью —
Это начало души.
Посередине
Между
Началом и окончаньем.
Вот совершенный круг:
Хвост во рту,
Вращение вечных времен.
Непостижимо уму
Кружатся море и небо.
Посередине
Между
Жаром, который рождает,
И хладом, что нас возвращает
Туда, где мы начались.
Иллюстрация вверху: Несси Валькирия.