Милосердие и немилосердие
Рейвен Кальдера
В этом году и сам я, и мои друзья и любимые пережили много смертей. Сейчас, когда я пишу это, год едва перевалил за середину, и я предвижу новые смерти. Иногда мы знаем заранее, что наш близкий обречен, и остается только ждать конца. А иногда уверенности нет и можно молиться и просить, чтобы человек на сей раз избежал смерти, если для него это будет правильно. Как служителю Хель, как Ее жрецу и шаману, в этом году мне выпало на долю много работы.
Первой, в самом начале года, умерла одна моя дорогая подруга, уже некоторое время страдавшая от тяжелой болезни. Смерть ее не стала неожиданностью; не удивила меня и просьба — от самой умирающей и от ее дочери — присутствовать в духе при ее кончине. Они попросили меня как служителя Хель позаботиться о том, чтобы смерть ее была быстрой и легкой. Моя подруга сомневалась, что Хель дарует ей такую милость: она прожила со смертельным диагнозом несколько лет и работала при этом с другими скандинавскими богами — с Локи, отцом Хелы, и с его женой Сигюн, — но сама Хела ни разу не откликнулась на ее зов. Сколько она ни пыталась достучаться до Нее, ответом была мертвая тишина, и моя подруга боялась, что Владычица Смерти почему-то на нее гневается.
Не стану утверждать, что Хела никогда ни на кого не гневается (и возблагодарите свою счастливую звезду, если вам самим не доводилось сталкиваться с ее гневом, потому что он рушится на несчастную голову жертвы, как снежная лавина); но мелочности в Ней нет ни капли, и Она никогда не играет с людьми впустую и не морочит им голову. Если Она и причиняет человеку какие-то неприятности, то лишь ради его собственного и всеобщего блага в отдаленной перспективе. Вообще, Хела — одно из самых неэгоистичных божеств, каких я только знаю (даже в самой близкой к людям ипостаси). Я знал, почему Она не желала говорить с моей подругой (хотя и разрешала той посещать Ее ритуалы), и знал, почему я не могу ей этого объяснить.
«Если она подойдет ко Мне слишком близко, то полюбит Меня и захочет перейти в Мои владения до срока. А ей еще надо кое-чему научиться, надо еще пожить, чтобы усвоить эти уроки. Так что она не увидит Меня, пока не придет Время».
Позже я спросил: «Она выучила эти уроки?»
«Нет, — услышал я в ответ. — Но такова была ее собственная воля. Я подарила ей возможность сохранить собственную волю до самого конца. А потом Я ее встретила».
Именно так все и произошло. Когда мне позвонила другая моя приятельница, ухаживавшая за той женщиной вместе с ее дочерью, и сказала: «Пора…» — я взял свой бубен и свечу и поднялся на второй этаж, в пустую комнату. Я помолился Хеле, перебрал Ее четки, окурил комнату полынью, зажег свечу (ее мерцающее пламя было данью уважения Локи, богу-покровителю умирающей) и начал бить в бубен. Я чувствовал, что Хела находится рядом со мной в этой пустой комнате, и в то же время за сотни миль от меня, там, где моя подруга готовилась переступить порог Смерти. Через Нее я установил связь с моей подругой, потянулся к ней и коснулся ее сердца. (Когда я последний раз говорил с ней, что-то заставило меня спросить: «Как у тебя с сердцем?» «Неважно», — ответила она тогда; и теперь я понял, почему должен был задать этот вопрос.)
Следуя указаниям, которые дала мне Хела, я вытянул из сердца и тела умирающей остатки энергии — все то, что удерживало ее по эту сторону, цеплялось за жизнь и не давало умереть быстро и чисто. Я вывел все это по каналу, открытому Хелой, но при себе не оставил. Я чувствовал, как эта энергия проходит сквозь меня и устремляется в угол комнаты, туда, где пламя свечи разгоралось все ярче и ярче. Казалось, ее забирает у меня сам Локи. «Быстрее», — велела мне Она, и я потянул сильнее, словно выбирая цепь, звено за звеном. В то же время руки мои выбивали на бубне сердечный ритм, постепенно замедлявшийся и угасавший.
И вот, наконец, бубен умолк — я не мог заставить себя прикоснуться к нему еще хоть раз. Я втянул в себя воздух и не ощутил больше ничего — только воздух, словно я пытался пить через соломинку из опустевшего бокала. В комнате повисла полная, абсолютная, тишина. Я поднял голову и увидел, что свеча погасла и полынное благовоние догорело. Присутствия Хелы тоже больше не ощущалось — как будто на том конце повесили трубку. Эта мертвая тишина — Ее эквивалент гудка на линии.
Я спустился вниз, захватив с собой бубен. «Всё», — сказал я людям, ожидавшим меня на кухне. На часах было без четверти пять. Позже мне позвонила дочь умершей: ровно в это же время она вышла из ее спальни. Моя подруга умерла легко и быстро, как мы все и надеялись.
«Что такое милосердие?» — спрашиваю я.
«Это значит получить дар, которого человек не заслужил. Такой, к которому ни один из его поступков не привел бы естественным путем», — отвечает Она.
«Ты когда-нибудь бываешь милосердной?» — спрашиваю я.
Она молчит.
Сегодня утром мне позвонила с просьбой о помощи другая моя близкая подруга. В прошлом ей довелось наблюдать, как ее бабка долго и мучительно угасает и умирает от болезни Альцгеймера. Затем симптомы той же болезни начали проявляться и у ее матери. Но родители моей подруги решили закрыть на это глаза и сделать вид, что ничего не происходит. Они отказывались признавать очевидное до тех пор, пока ее мать вообще не потеряла способность принимать самостоятельные решения по этому поводу. Она забывала людей, всех пугалась и боялась того, что с ней происходит. Потом она стала сбегать из-под опеки мужа и бродить по улицам, пока полицейский не приводил ее домой. Наконец, ее состояние настолько ухудшилось, что муж не смог больше за ней ухаживать, и ее положили в больницу. Моя подруга сказала, что как раз сейчас они с братом и сестрой пытаются объяснить отцу — которому уже за восемьдесят, — что сам он не в состоянии позаботиться о женщине, почти прикованной к постели, совершенно недееспособной, ни с кем не разговаривающей и никого не узнающей. Отец ни на что не мог решиться: отправить ли ее в дом престарелых и если да, то в какой; реанимировать ли ее, если у нее остановится сердце; как, наконец, ему самому провести остаток дней, — на все эти вопросы он не мог дать ответа. Он просто сидел дома и плакал, а врачи между тем ждали его решения. Моя подруга спросила, не могу ли я каким-то образом договориться с Хелой, чтобы Она даровала ее матери безболезненную смерть как можно скорее, — и добавила, что готова заплатить, чем потребуется.
Я помолился Хеле и передал Ей эту просьбу. Ответа не пришлось долго ждать.
«Нет. Я не стану вмешиваться».
«Но почему?»
«Она сама приняла такое решение — вопреки всем фактам. И он сам принял такое решение — вопреки всем фактам. Они сделали свой выбор, и теперь им остается только принимать последствия».
«Но какой от этого прок? Они ведь ничему не научатся! Она уже выжила из ума, а он совсем стар и скоро умрет. Зачем же все это нужно?»
С последним моим заявлением Хела не согласилась — в том числе и с тем, что этой умирающей женщине учиться больше нечему. Полагаю, Ей и впрямь виднее. Но, кроме того, Она многозначительно добавила: «У них трое детей. Этим детям нужно увидеть и понять: нельзя рассчитывать, что божественное милосердие спасет вас от последствий ваших собственных решений».
Сегодня вечером мне придется позвонить своей подруге и передать ей этот разговор. Это будет один из самых тяжелых звонков, какие мне только доводилось делать в качестве служителя Хелы.
В последнее время некоторые приверженцы Северной традиции, почитающие Хелу и недовольные тем, какая у Нее сложилась репутация, пытаются обелить Ее имя. Они называют Ее милосердной, дарующей легкую Смерть, богиней-целительницей и кормилицей. Действительно, Она не видит смысла в бесполезных страданиях; и действительно, иногда Она дарует легкую Смерть (как показывает первый из двух приведенных мною примеров), но милосердной богиней я бы ее не назвал. Не спорю, она может казаться милосердной… всем, кроме тех, кому Она предпочла не оказывать милость. Да, Она врачует недуги, — но только в том смысле, в каком удаление раковой опухоли можно назвать врачеванием. Да, Она заботится обо всех умерших, кормит и поит их, дает им кров; к ним она безгранично щедра и любит их сочувственной и совершенно бескорыстной любовью. Но до тех пор, пока вы живы, Она ставит перед вами непростые уроки.
Пытаться приукрасить и выставить в благоприятном свете Ее саму или что-либо с Нею связанное — значит, идти наперекор всему, что Она собой воплощает. Она не случайно предстает живым в таком суровом обличье: на то есть веские причины.
«Смерть двойственна. Примите этот факт и смиритесь с ним. У нее всегда есть оборотная сторона. Она не добра и не зла — она просто существует; но какой бы безобразной она вам ни казалась, в ней есть своя красота, свой путь к освобождению от боли и страданий. И наоборот, как бы вам ни хотелось считать ее милосердной, в ней непременно найдется что-то такое, от чего вы будете вопить и корчиться и проклинать Мое имя. Не ждите, что Я приду к вам как прекрасная Дева-Смерть. Если вы хотите красоты, ищите красоту в том, что Я вам даю, — и даже в самих страданиях и утратах».
В ситуациях, когда все только и могут, что мысленно заламывать руки над моральными дилеммами и увязать в трясине неуправляемых эмоций, Хела спокойно приходит и делает то, что необходимо сделать в любом случае — вне зависимости от каких-либо моральных соображений и чувств. Впервые в жизни я узнал, что значит быть Ее руками, в школьные годы, когда мои одноклассницы собрались в кружок и визжали от ужаса над смертельно раненным голубем. Птица трепыхалась из последних сил, но никак не могла испустить дух. По сей день я так и не знаю, кто ее ранил — кошка или кто-то из самих этих детей. Знаю только то, что я поступил как дóлжно: взял кирпич и размозжил ей голову — без страха и смятения, без лишних охов и ахов, безо всяких раздумий о себе, без гордости и без слез. На какое-то мгновение я стал полутрупом, и они это увидели. Но, с точки зрения Хелы, пусть уж лучше люди боятся того, что есть на самом деле, чем закрывают на это глаза. В отличие от своего возлюбленного отца, Локи, у которого, хоть Он и бог, имеется своя ахиллесова пята — потребность в любви и восхищении, Хела совершенно не заботится о том, что о Ней подумают. Мы просто делаем то, что должно. Берем и делаем — и идем дальше. Хела — богиня Суровой Необходимости.
В английском языке нет антонима к слову «милосердие». Есть, правда, имя прилагательное «немилосердный», но оно употребляется только как негативная характеристика, подразумевающая жестокость или, по крайней мере, то бессердечие, которое обычно идет рука об руку с жестокостью. У нас нет слова для такого состояния, в котором приходится говорить: «Я не могу проявить к тебе Милосердие, потому что сейчас очень важно — важно для тебя, для твоей судьбы, для твоего развития, для тех, кто за тобой наблюдает, для мира вообще, для будущих поколений, — чтобы ты это увидел, чтобы ты это сделал, чтобы ты через это прошел. Если я сейчас дарую тебе Милосердие, я причиню огромный вред всем вышеназванным и тебе в том числе, — вред настолько огромный, что допустить этого никак нельзя. Ты должен это сделать. Я должен заставить тебя это сделать. Это неизбежно». Кто-то может назвать это Справедливостью, но в данном случае речь идет о более узком явлении. Современное выражение «жестокость из лучших побуждений» здесь тоже не подходит.
Вероятно, у нас нет слова для этого понятия просто потому, что в мире слишком редко встречаются люди, настолько лишенные гордыни, чтобы принимать подобные решения беспристрастно и чисто. Пожалуй, и богов, способных на такое, можно встретить нечасто, но Хела — одна из них. В этом и заключается Ее обязанность по отношению к нам, живым людям. Это и есть тот дар, который богиня Суровой Необходимости несет нашему измельчавшему миру.
